Пётр Николаевич Балашов в возрасте 9 лет (крайний справа). Маковский К. Е. "Дети г-на Балашова" 1880г.

БАЛАШОВ Петр Николаевич  (2.11.1871, Петербург – после 1939, Сафи (Марокко)), крупный землевладелец, член Государственной думы III и IV созывов, член земельной, по гос. обороне, по военным и морским делам и др. комиссий, председатель Главного совета Всероссийского национального союза (ВНС) (1910 – 1917),  председатель Всероссийского национального клуба (ВНК) (1912 – 1917), действительный член Киевского клуба русских националистов. С 1911 егермейстера Двора его императорского величества.

Сын члена Государственного Совета Г.П. Балашова, имевшего крупные земельные владения в Уфимской, Подольской и Новгородской губерниях, всего около 400 тысяч десятин. Окончил юридический факультет Петербургского университета (1894), затем поступил в вольноопределяющимся в лейб-гвардии Гусарский полк, где служил с 1895 по 1899. Выйдя в запас в чине поручика, Б. вскоре занял пост предводителя дворянства в Брацлавском уезде, на котором пробыл бессменно 9 лет. Он был инициатором создания и председателем Союза русских избирателей Юго-Западного края.

В июне 1906 Б. в записке царю изложил предложения, совпадавшие с будущей столыпинской аграрной программой: переход земли в полную собственность крестьян, выделение государственных земель, переселенческая политика, кредитование. Эти мероприятия, по его мнению, должны были исключить крестьян из революционного движения.

Будучи избранным в 1907 в третью Думу от правых, Б. стал одним из инициаторов выделения из нее умеренно-правой группы. Еще в 1908 он получил разрешение на создание на базе фракции партии. К активным же действиям он перешел во время первого министерского кризиса. Этому способствовало благосклонное отношение царя, который, как вспоминал А.А. Поливанов, в связи с думскими прениями по штатам морского ведомства, заметил, что «октябристы всегда захватывают в свои речи то, что им не принадлежит, и потому гораздо больше нравятся умеренно-правые».

9. 03. 1909 Б. в «Новом времени» выступил с заявлением о создании своей партии умеренно-правых. 10 апреля на «интимном обеде» председателя Государственной Думы с представителями центральных фракций Б. совместно с Крупенским доложили о сущности переговоров, которые они проводили в последние дни с «некоторыми членами Гос. совета и представителями придворных кругов в целях упрочить положение П.А. Столыпина и указать политические последствия», которые повлекла бы за собой его отставка. Обед закончился взаимными уверениями октябристов и умеренно-правых о желании вести совместную думскую работу.

В октябре произошло объединение думских фракций умеренно-правых и националистов имевшее целью создание совместно с октябристами работоспособного центра, на который мог бы опереться в своих законодательных инициативах премьер. В беседе с корреспондентом «Речи» С. Литовцевым по поводу планируемых взаимоотношений объединенной фракции с октябристами Б. заявил, что его не смутит расхождение с ними в мелких вопросах, но расхождение в основных вопросах он считает очень опасным. «Весь смысл центра, – заявил он, – именно в совместном решении существенных крупных вопросов. И я убежден, что так и будет».

30. 10. 1910 Б. был избран председателем бюро объединенной фракции. Он заявил, что обе слившиеся фракции «сохранили свое лицо», то есть умеренно-правые остались «на прежней почве незыблемости представительного строя», а националисты «сохранили свои националистические тенденции». После вхождения партии умеренно-правых в ВНС 2. 02. 1911 на первом заседании обновленного Совета Б. был избран председателем обновленной партии. Победа Б. была обеспечена поддержкой частью националистов его программы развития организации, но определенную роль сыграли и его связи в высших правительственных кругах. Как отмечали газеты, победа эта «произошла не без давления извне».

Новому лидеру ВНС нужна была влиятельная партия, которую заметило бы правительство. Об этом ярко свидетельствует письмо Б. своему дяде и влиятельному сановнику И.П. Балашову, написанное накануне слияния фракций умеренно-правых и националистов. В нем Б. называет уже свершившимся факт преобразования фракции умеренно-правых во «всероссийскую партию» и всячески доказывает ее значимость и необходимость в настоящий момент, когда «тихо и незаметно для многих бесповоротно решается судьба нашей Родины». В то же время он отмечает: «Время теперь тяжелое, нас теснят все более и более», а потому обращается с просьбой если не вступить в саму партию, то хотя бы откликнуться и поддержать своим сочувствием.

Мечтая видеть ВНС представленным авторитетной фракцией Государственной думы, Б. считал, что одной правительственной поддержки и личных связей в высших кругах для этого недостаточно. Думая при этом о выборах в следующую Думу, он понимал, что без поддержки масс, которую могли бы обеспечить только местные отделы, ему не обойтись.

Б. активно поддерживал законопроект Столыпина о введении земского самоуправления в западных губерниях. Участвуя в прениях по этому проекту, Б., развивая фразу премьера «Западный край – край русский навеки», утверждал: «Западный край – русский, и русские должны быть в нем хозяевами, а потому они должны получить хозяйские права». Поддержав затем введение законопроекта в порядке 87 статьи Основных законов, Б. убеждал общественное мнение, что «толки о тревожном положении вещей лишены основания» и октябристы не отважатся на активные действия против Столыпина ввиду угрозы роспуска Думы.

На почве проведения законопроекта о западном земстве между Столыпиным и Б. сложились дружеские личные отношения, о чем свидетельствуют несколько сохранившихся писем премьера, косвенно указывающих на то, что эта переписка была взаимной. В частности, поздравляя Б. 30. 08. 1911 с пожалованием в должность егермейстера, Столыпин отметил, что «эта царская милость в дни проведения в жизнь края земской реформы подчеркнет, быть может, в Вашей памяти не только то, что было выстрадано, но и то, что удалось достигнуть на пользу дорогой нам и прекрасной Западной России».

После покушения на П. А. Столыпина, еще до его кончины, к В.Н. Коковцову явилась депутация националистов во главе с Б., который от имени всей партии выразил ему недоверие и опасение, что его политика «будет совершенно иная, чуждая ясным национальным идеалам, и проникнутая слишком большими симпатиями к западу, следовательно, к элементам международного капитала и – инородческим». После выступления Коковцова 28. 10. 1911 по финляндскому законопроекту Б. в кулуарах Думы высказал удовлетворение этой речью, которая «рассеивает все сомнения и страхи последних дней».

Открывая первое собрание представителей Всероссийского национального союза в феврале 1912 Б. определил главное направление национализма в формуле: «стремление к возвышению данного народа, а не постоянная борьба во вред другим». На съезде было принято решение сохранить пост председателя партии за Б. У него на данном этапе не было конкурентов, и он был избран, несмотря на тайное голосование, практически единогласно. Официально это объяснялось его высокими организаторскими способностями. Реальными же причинами его общепризнанного лидерства были хорошие связи при дворе, а главное, большие материальные вложения в партию. Из отчета о деятельности ВНС, представленного на съезде, депутаты узнали, что «такие отрасли деятельности, как организационная, издательская, литературная, требующие весьма внушительных затрат, осуществлялись всецело на средства председателя союза».

В IV Думе Б. надеялся занять пост председателя. Как отмечал В.Н. Коковцов в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, когда Дума собралась, то «первое впечатление, которое было, что эта Дума националистическая и что председателем Гос. думы будет Б.». Однако октябристы пошли на союз с более левыми фракциями и в результате председателем был избран М.В. Родзянко, которому Б. сразу же после избрания заявил: «Мы объявляем вам войну». После приема председателя Государственной думы Николаем II, который, по рассказам Родзянко, «отозвался неодобрительно о поведении правых и националистов, покинувших заседание», Б. отказался от конфронтации и во главе депутации националистов принес свои извинения и сожаление о случившемся, заявив, что «полуобнаженный меч вложен в ножны». В декабре 1912 г. после беседы с А.И. Гучковым Б. выражал уверенность, что «все образуется», октябристы пойдут вместе с правым крылом и составят национально-правое большинство Государственной думы IV созыва.

В декабре 1912 – январе 1913 националисты и правые начали зондирующие переговоры с В.Н. Коковцовым. Щекотливая миссия выяснить возможность соглашения обеих фракций с председателем Совета министров была возложена на Б., который хотел гарантированной политической программы, осуществление которой выразилось бы в том, что «правительство, с одной стороны, гарантировало бы проведение своим авторитетом через Государственный Совет известного цикла законопроектов, а с другой стороны, твердое и неуклонное проведение на местах известного комплекта административных мер». В первые дни после рождественских каникул лидерами правых и националистов был заслушан отчет Б. и подведены итоги этих переговоров. Ввиду того, что председатель Совета министров не дал никакого ответа на предложенные ему «весьма легкие» условия, было констатировано: «соглашение между нынешним главою правительства и дружественными правительству партиями, как это ни странно, но все же не состоялось».

30 января Б. было составлено и предоставлено Л.К. Куманину заявление об искаженности сведений о «будто бы заключенном оборонитель­но-наступательном союзе между националистами и правыми для оппози­ции председателю Совета министров». Однако последующая часть заявления заключала в себе критику правительственных действий по отношению к Думе. Были вновь высказаны обиды националистов за «странную позицию» правительства в предвыборной кампании, которую Б. назвал «сознательным ослаблением центра». Правительство упрекалось и в том, что «явное большинство в составе октябристов, националистов и правых», которое «было не прочь работать с нынешним кабинетом, как-то расползлось». Из этого Б. делал вывод, что председатель Совета министров просто не желал такого большинства, а «желает опираться на левый центр». Далее Б. критиковал тактику Коковцова, делающего вид, что он «желает опираться на все партии и что он одинаково расположен и готов помочь и октябристам, и националистам, и правым». Он отмечал, что подобная позиция «при междупартийной розни приводит лишь к тому, что ни одна фракция не получает уверенности в соблюдении ее наиболее жизненных интересов и поневоле каждая настораживается». Из всего вышесказанного делался вывод о том, что именно по вине Коковцова, «без большинства, без центра, с разрозненными фракциями, разобщенная с пра­вительством, с Гос. советом, спешащим зарыть как можно глубже все ее благие пожелания, Гос. дума IV созыва обречена на бесцветное, бесплодное, тусклое прозябание». При этом Б. заведомо ложно утверждал, что «видные члены национально-правого крыла» всерьез подумывают о сложении своих полномочий, и останавливает их лишь мысль: «Что скажет тогда Государь и страна».

Б. всячески стремился сохранить союз националистов с правыми в то время, как часть фракции выступала против него. Однако Б. не желал признавать последнего, уверяя в феврале 1912, что «никаких признаков охлаждения между правыми и националистами нет». В марте Б. вновь повел переговоры с председателем Совета министров, так же закончившиеся ничем. В это же время фракция националистов обсуждала состав предполагаемого думского блока для формирования работоспособного большинства. Б. полагал, что такой блок невозможен без фракции правых. Часть фракции, напротив, считала, что, только отмежевавшись от правых, можно договориться с центристами и октябристами. При этом выражалось явное недовольство политикой Б. и сожаление, что у националистов «нет председателя, который мог бы обходиться без дуэньи и мог бы отмежеваться от правой фракции». В результате Б, ведя переговоры с Коковцовым через Крупенского, высказывался за большинство, образо­ванное из националистов, представителей центра, октябристов и умеренно-правых, от которых должны будут отойти «крайние правые непримиримые». Коковцов же, в свою очередь, считал более желательным участие в блоке прогрессистов. По завершении этих переговоров, Б., оставшись при мнении, что правые безусловно должны войти в блок, вел переговоры по этому поводу с А.Н. Хвостовым и Г.Г. Замысловским. Однако никаких определенных соглашений достигнуто не было.

По вопросу о законодательной программе, которая должна была бы стать основой для сотрудничества Думы и правительства Б. придерживался мнения, что инициатива ее разработки должна была принадлежать председателю Совета министров, так как получить согласие думского центра на уже составленную правительственную программу ему представлялось легче, чем добиваться уступок со стороны правительства. В качестве предмета соглашения Б. видел такие вопросы, как земская реформа или национализация креди­та, «которые действительно захватывают жизненные интересы весьма широ­ких кругов населения».

Отставка Коковцова и назначение на его пост И.Л. Горемыкина вселили в Б. надежду на возможность привести к общей работе Совет министров, Государственный Совет и Государственную думу. Вскоре Б. была предпринята поездка к новому премьеру. Докладывая о ее результатах на закрытом заседании фракции, он высказал мнение, что в лице Горемыкина русские националисты должны видеть «своего человека».

Начало первой мировой войны застало Думу на летних каникулах, что не давало возможности депутатам высказать своего отношения к происходившим событиям. В связи с этим 14 июля Б. послал из Киева телеграмму Горемыкину. В ней он доказывал необходимость собрания Думы «хотя бы на один день для того, чтобы подчеркнуть полную солидарность всех слоев населения … и готовность их всеми силами служить престолу и родине». Обращая внимание на важность момента, Б. отмечал, что «всякое яркое и определенно выраженное единение государя с народом является крайне желательным как для внутреннего положения страны, так и для впечатления за рубежом». На собравшемся вскоре думском заседании Б. от имени националистов, в высокопарных выражениях, как того требовал момент, заверил о готовности «в полном беззаветном единении» с царем пройти «сквозь строй всех испытаний, какие бы они ни были…». В период первой мировой войны Б. стал одним из организаторов Юго-Западной областной земской организации помощи больным и раненым воинам.

Летом 1915 Б. собрал секретное совещание из членов Совета ВНС, выступавших против созыва Думы. Это совещание приняло резолюцию о том, что немедленный созыв Думы не только вреден, но и опасен, которая была представлена председателю Совета министров. Эту резолюцию Горемыкин использовал как контраргумент на единогласное постановление совета старейшин Государственной думы о необходимости возобновления думской работы. Часть националистов выступила с осуждением поведения Б. Однако тот, вызванный на заседания Совещания Думы, отрицал факт составления и передачи им Горемыкину резолюции. Напротив, он высказывался за своевременность созыва Думы, оговорившись при этом, что не может говорить от лица всей фракции, так как в Петербурге на данный момент присутствовало лишь 8 ее членов. В результате совещание решило принять объяснения и признать инцидент исчерпанным.

Начало непосредственной думской работы сразу вскрыло одну из возможных причин, по которым Б. выступал за оттягивание сроков созыва новой сессии. 12. 08. 1915 часть националистов, недовольная ориентацией Б. на правых, стала собирать подписи под заявлением о выходе из фракции. Сторонники Б., пытаясь уговорить их остаться, соглашались на разрыв с правыми и предлагали в качестве гарантий отставку всего совета фракции. Однако это не удовлетворило «левых» националистов, которые в качестве гарантии требовали отказа Б. от звания члена Государственной думы. В результате фракция раскололась окончательно. Численное большинство осталось на стороне Б. Однако, его фракция играла все менее заметную роль в думской жизни. Б. являлся непримиримым противником Прогрессивного блока, полагая, что он «ведет свое наступление не против отдельных членов правительства, а лично против государя им­ператора».

Фракция Б. все более подпадала под влияние правых. Хотя сам Б. неоднократно подчеркивал, что «фракция русских националистов остается совершенно независи­мой», сетуя при этом, что новый кабинет (имея в виду Б.В. Штюрмера) в отношении русских националистов стоит «на той же безразличной точке зрения, на которой стояли все наши кабинеты после Столыпина». Он был возмущен ставшим ему известным фактом секретных переговоров правительства с членами Прогрессивного блока и, не имея никаких средств реально повлиять на ход событий, удовлетворился тем, что придал эти переговоры огласке. Не одобрял он впоследствии и А.Д. Протопопова, «роняющего престиж испол­нительной власти в глазах страны», в частности своим «недостойным» поведением на частном совещании с представителями Прогрессивного блока у Родзянко.

В январе 1917 Б. планировал устроить в ВНК ряд докладов и совещаний по вопросам о борьбе с немецким засильем и по продо­вольственному вопросу, вызвав для этого членов своей фрак­ции, находящихся в отъезде. Б. доказывал, что совмест­ная деятельность правительства и Думы еще возможна под тем непременным условием, что «правительство обнаружит твердую, опреде­ленную программу — хотя бы и крайне правую, но непременно устойчивую и последовательную». Свою позицию он аргументировал тем, что многие из октябристов и центра испуганы чрезмерной оппозиционностью Думы. Несмотря на подобные заявления, на первом же после перерыва думской сессии заседании фракции националистов на квартире у Б. вопрос о взаимоотношении с крайне правыми остался открытым, ввиду неясности их будущей тактики. По поводу предполагаемой организации консервативного блока Б. указал, что к этому следует приступать только после составления «жизнеспособной, а не отвлеченной политико-экономической программы», особое значение придавая «правильной постановке экономических вопросов». Как сообщалось в полицейском донесении по поводу этого заседания, «в настроении Б. можно уловить некоторые признаки стремления отмежеваться от крайне правого крыла и сблизиться с умеренным центром».

При возобновлении думских работ в 1917 Б. заявил, что националисты не намерены выступать по общеполи­тическим вопросам и их выступления отложены «впредь до нача­ла деловой работы, буде таковая наладится в Гос. думе». В середине февраля Б. была дарована высочайшая аудиенция, во время которой он обращал внимание на отсутствие «единения среди членов кабинета». Его привлекали к участию в совещаниях у премьера Н.Д. Голицына. Однако эти последние усилия по сохранению существующего строя были прерваны Февральской революцией.

Б. отрицательно отнесся и к февральской, и к октябрьской революциям, принял участие в Белом движении, в июле 1919 пытался воссоздать ВНС на юге России, но безрезультатно. Эмигрировал в Париж, затем в Сафи (Марокко). Последние известные данные о его жизни относятся к маю 1939, когда он состоял кандидатом объединения лейб-гвардии Гусарского полка за границей.

Арх.: РГИА. Ф. 1278. Оп. 9. Д. 46; Ф. 892. Оп. 3. Д. 190. Л. 1; Ф. 1276. Оп. 10. Д. 7. Л. 1.

Соч.: Вступительное слово председателя «Всероссийского национального союза» Петра Николаевича Балашова на первом собрании представителей «Всероссийского национального союза» 19 февраля 1912 г. СПб., 1912.

Лит.: Бойович М.М. Члены Государственной думы (портреты и биографии). Третий созыв. М., 1908; Он же. Члены Государственной думы (портреты и биографии). Четвертый созыв. 1912-1917 гг. М., 1913; Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале ХХ столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001; Санькова С.М. Русская партия в России: Образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908 – 1917). Орел, 2006; Иванов А.А. Петр Николаевич Балашёв // Русское самосознание. 2007. № 13. С. 25 – 30; П.А. Столыпин. Переписка. М., 2004; П.А. Столыпин глазами современников. М., 2008.

Санькова С. М.